Два слова о Стивенсоне

Сегодня пока возился со стихотворным разговором Брата Лоренцо и Ромео, один мой читатель прислал мне приведённый ниже отрывок с просьбой помочь разобраться в языке. Не без помощи интернета я узнал в отрывке Посвящение из сборника «Подлески» (Underwoods) товарища Стивенсона, автора «Острова сокровищ» и много чего ещё. Действительно, английский литературный язык в исполнении признанного мастера звучит весьма необычно для любителей современного рубленого чтива типа бесконечных романов Сивена Кинга. Вроде бы те же знакомые слова, но слог завораживает:

There are men and classes of men that stand above the common herd: the soldier, the sailor and the shepherd not unfrequently; the artist rarely; rarely still, the clergyman; the physician almost as a rule. He is the flower (such as it is) of our civilisation; and when that stage of man is done

with, and only remembered to be marvelled at in history, he will be thought to have shared as little as any in the defects of the period, and most notably exhibited the virtues of the race.  Generosity he has, such as is possible to those who practise an art, never to those who drive a trade; discretion, tested by a hundred secrets; tact, tried in a thousand embarrassments; and what are more important, Heraclean cheerfulness and courage. So it is that he brings air and cheer into the sickroom, and often enough, though not so often as he wishes, brings healing.

Своего случайного корреспондента я сориентировал и отослал к русским переводам, однако что-то не давало мне покоя. Снова прозондировал интернет, на сей на предмет того, как этот фрагмент исполнен на нашем с вами языке, но… не нашёл. Оказалось, что Посвящение никто из переводчиков, похоже, не трогал, а тронули только некоторые стихотворения сборника. Пришлось этот пробел восполнить, и вот что получилось (особенно рекомендуется к прочтению медикам):

Существуют люди и целые классы, которые стоят выше общего стада: солдат, матрос и пастух зачастую; художник редко; еще реже – священник; врач – почти как правило. Он является цветом (таков, как есть) нашей цивилизации; и когда с этим периодом человечества будет покончено, и о нём будут лишь с изумлением вспоминать, заглядывая в историю, все решат, что он почти не разделял пороков того времени и выражал исключительно добродетели той расы. Он обладает щедростью, ожидаемой у тех, кто занимается искусством, но не у тех, кто ведёт торговлю; благоразумием, проверенным сотнями тайн; тактичностью, закалённой тысячами затруднительных положений; и что важнее – жизнерадостностью и храбростью Геракла. Именно он привносит воздух и бодрость в комнату больного, и довольно часто, хотя и не так часто как ему бы хотелось, приносит исцеление…

Там есть и продолжение, но «Шекспир» истощает меня достаточно, чтобы не хотеть делать лишних литературных телодвижений. Позволю себе лишь одно замечание. На русском языке этот фрагмент, согласитесь, звучит вполне внятно и довольно буднично. Напрашиваются два вывода: во-первых, вероятно, русский язык (и традиция его использования в целом) настолько богат, что хорошо написанный текст звучит на нём просто как хорошо написанный текст, тогда как умелые уходы от английской косности превращают оригинал в образчик замечательного слога; во-вторых, чтобы почувствовать прелесть первоисточника нужно читать его на языке автора.