Частный репетитор по английскому языку
Думаю, любой интеллигентный человек знает стихотворение Жуковского «Ночной смотр» (1836) и романс Глинки, который до мурашек слушается в исполнении Шаляпина…
… В двенадцать часов по ночам
Из гроба встает полководец;
На нем сверх мундира сюртук;
Он с маленькой шляпой и шпагой…
Поскольку мне довелось впервые услышать его года в три, в детскую память запали строки:
… И Франция — тот их пароль,
Тот лозунг — Святая Елена…
Мне очень нравилось всё таинственное, а что может быть таинственнее «пароля» да ещё с «лозунгом»! Пусть даже до знакомства с именем Наполеон осталось года два, а до прочтения «Трёх мушкетёров» - все три.
Поскольку это воспоминание детства, стихотворение так и осталось для меня навсегда песней. Сильной и таинственной, но песней. Потом уже, гораздо позже я понял, что есть серьёзная поэзия, а есть песенная. И часто просто напечатанные в формате книги слова песен выглядят, мягко говоря, странно, а вообще-то совсем не поэтично.
И лишь недавно я осознал сразу несколько вещей, которые побудили меня взяться за клавиатуру и записать это сумбурное размышление.
Ведь, по сути, Василий Андреевич не написал бы этих строк, если бы не оригинальное стихотворение как бы немца, барона Йозефа Кристиана фон Цедлица, которого в те времена принято было называть Зейдлицем. Именно ему, как вы знаете, мы также обязаны лермонтовским «Воздушным кораблём». Барон с рифмой дружил слабо, что, как я слышал, в немецкой традиции вовсе не зазорно, и потому бойко начав первое четверостишие…
Nachts um die zwölfte Stunde
Verläßt der Tambour sein Grab,
Macht mit der Trommel die Runde,
Geht emsig auf und ab.
… правильной парной рифмой, быстро сбился и уже со второй строфы стал рифмовать лишь чётные строки:
Mit seinen entfleischten Armen
Rührt er die Schlegel zugleich,
Schlägt manchen guten Wirbel,
Reveill' und Zapfenstreich.
Die Trommel klingt seltsam,
Hat gar keinen starken Ton;
Die alten todten Soldaten
Erwachen im Grab davon… и т.д.
Жуковский перевёл, не срифмовав вообще ни единой строки из сорока восьми! В романсе это незаметно, поскольку музыка, поскольку Шаляпин, поскольку несколько другие законы восприятия. Правда, примечательно, что в романсе, написанном Михаилом Ивановичем в том же 1836 году, в текст внесены некоторые изменения, в частности, «встаёт император усопший» стало «является кесарь усопший», хотя этого мало кто замечает…
Итак, во-первых, «Ночной смотр» Жуковского – это Die nächtliche Heerschau барона Цедлица. Во-вторых, рифма в нём отсутствует как класс, то есть это даже не «вольный перевод», как в случае с «Кораблём призраков», ставшим «Воздушным кораблём» Михаила Юрьевича. Но самым поразительным для меня открытием было узнать о реакции на этот «перевод» современников Жуковского. Так Денис Давыдов восторженно сообщал автору: «Мне Пушкин пишет, что ты в журнал его дал такие стихи, что мой белый локон дыбом станет от восторга». Белинский и вовсе разлился сладостью: «Ночной смотр» - одно из тех стихотворений, которых у нас теперь в целый год является не больше одного или двух <…> Это истинное перло поэзии как по глубине поэтической мысли, так и по простоте, благородству и высокости выражения».
Ну а в-четвертых, предлагаю всем перенестись в прошлый век и на секундочку представить себе, как какой-нибудь Константин Симонов или замечательный Александр Твардовский где-нибудь эдак году в 1969, то есть ровно через 24 года после разгрома Германии (1836 – 24 = 1812) написали бы стихотворение, воспевающее героические свершения павших воинов Вермахта во главе с полководцем-фюрером в тех же самых выражениях:
…Встают из-под русских снегов,
С роскошных полей италийских,
Встают с африканских степей,
С горючих песков Палестины…
Шостакович написал бы музыку, Лемешев бы спел, а Андроников написал бы в «Правде», что это, мол «просто, благородно и высоко».
Но о том, почему невозможное и кощунственное сейчас было вполне уместно и незазорно тогда – отдельная тема и к переводу - и даже «переводу» - не относится…
More anon
Частный репетитор по английскому языку
